Эдуард Дмитриевич недобро косился на опера, а тот краснел и бледнел, оправдываясь:
– Она же всегда возвращалась домой, к половине одиннадцатого уже в квартире была, а тут смотрю – первый час. Я подумал, ночевать осталась, чего ж зря торчать? Позвонил Алимову, он должен был меня сменить, сказал ему, чтоб утром подъехал к семи… По моим расчетам, в это время Алиса проснулась бы, значит, Алимов не упустил бы ее… Адрес назвал…
Эдуард Дмитриевич по натуре крикун, и лучше б он кричал да кулаками по столу бил, чем спокойно процедил, уничтожая взглядом парня:
– Ты хоть понимаешь, что благодаря тебе мы упустили преступника? А он, возможно, привел бы нас к убийце Валеры Хвалюна.
– Понимаю, – развел тот руками. – Извините, виноват.
– Свободен. Потом с тобой разберемся.
Опер попятился, открыл дверь на ощупь и задом выскользнул в нее. Лицо Эдуарда Дмитриевича перекосилось, гримаса получилась мрачная и комичная, Никита еле сдержался, чтоб не прыснуть, но собрался и сказал:
– Ну? Я был прав?
– Прав, прав, – вздохнул тот. – Итак, он открывал квартиру… Неспроста это, ему что-то нужно было забрать…
– Или подождать Лису, – дополнил Никита.
– Подождать можно и на улице, – отмахнулся Эдуард Дмитриевич. – Нет, он пришел что-то найти и забрать, а тут Алиса неожиданно подоспела, решил и ее заодно кончить.
– Я пересматривал вещи Валерки, бумаги, а у себя дома все диски с аудиокассетами проштудировал.
– Результат?
– Был бы результат, вы о нем знали бы. Вот что надо учесть… Я, конечно, могу ошибаться, но мне думается, в квартиру Лисы пытался проникнуть не профессионал-убийца. Будь он киллер, задушил бы ее, обстоятельства были на его стороне. А он растерялся и, вероятно, волновался, поэтому не сразу схватил Лису за горло и не понял, что она ищет кнопку звонка. Не-не, это был не профи.
– Может быть, может быть…
– Бомжей опрашивали?
– Одного только поймали, остальные разбежались.
– Вернутся, – обнадежил Никита. – Зимой они ищут теплые места, а летом сытные. Дмитрич, а что по старушке?
– Подсуропил ты нам старушку, – упрекнул его Эдуард Дмитриевич.
– А что такое? – насторожился Никита.
– Отравили твою старушку.
Никто не выскочил на грохот, не заорал на всю ивановскую, не разбудил народ. Отдышавшись, потрогав ребра и убедившись, что они целы, Никита прислушался к квартире, там стояла сонная тишина. А свет? Ну и что, многие спят и при электрическом освещении, хорошо бы так. Еще он не представлял, сколько человек внутри, не хотелось бы пугать домочадцев. Опять поиск рационального решения, опять сомнения… К чертовой бабушке их вместе с домочадцами. Спокойствие и хладнокровие, только так. И никого не жалеть.
Никита перелез на балкон, заглянул внутрь. Как будто никого…
Он перебежал на другой конец балкона, осмотрел комнату с этой стороны, тоже никого. А двойная дверь чуточку приоткрыта, так ведь не зима. Он осторожно начал раскрывать ее шире, стараясь погасить скрип, а также не допустить ударов дверей друг о друга. Теперь можно войти…
– Отравили?!
Лола, бесспорно, женщина-сталь, но все равно женщина, как бы она ни старалась выкорчевать из себя слабости, в том числе и невозмутимость. Новость ненадолго лишила ее дара речи, Лола замерла, бессмысленно глядя в пространство, только пальцами нервно мяла сигарету, пока не сломала. Теперь она совсем заморозилась, тогда как Никита подтвердил, обходя офисный кабинет:
– Отравили. Коньяком. Я еще подумал, когда увидел бутылку на столе: слишком дорогое удовольствие для пенсионерки. Отсюда можно предположить, что коньяк ей подарили, она отведала питья, почувствовала себя неважно, прилегла и упокоилась.
– Но кому надо травить ее?
– Кому выгодна смерть Катерины Гавриловны. В первую очередь под подозрение подпадают дочь и зять…
– Вы с ума сошли, – вставила Лола.
– Мой ум в отличной форме. Убийства родственников – явление не единичное, как правило, они все раскрываются. Таким образом детишки освобождаются от надоевшей опеки или надеются получить наследство.
– Да какое у нее наследство?
Замаявшись ходить по довольно обширной площади, Никита присел на стул чуть наискосок от Лолы.
– Нормальное. Квартира и дача записаны на Катерину Гавриловну. Это весомый мотив. После ее смерти недвижимость перейдет к дочери.
– Ваши рассуждения несерьезны. – Наконец Лола обратила свой сливовый взор на него. М-да, все же в ней больше стали. И неженской выдержки. – Зять и дочь не идиоты, чтоб дарить матери отравленный коньяк. Думаете, они не соображают, что подозрение падет на них? Сейчас тупиц, которые не просчитывают последствия, нет.
– Так надо еще доказать, что кто-то из них вручил Катерине Гавриловне коньяк, скажу вам, это не просто. Помимо отравленной бутылки в доме нашли пачку денег – семьдесят тысяч. Не хилая сумма для скромной пенсионерки.
– Может, она несколько лет копила, – спорила Лола, но вдруг поняла, что спор бессмысленный. – А что вы думаете по поводу денег? Откуда они у нее?
– Есть кое-какие мысли, но об этом позже.
– Вы не знаете, – констатировала она, обхватила лоб пальчиками, задумалась.
Никита глядел на нее и гадал, зачем этой красивой женщине мазут и нефть? Это же сугубо мужская сфера интересов, причем грязная в прямом и переносном смысле. Мало того, наверняка ее деятельность мешает обзавестись мужем – кому нужна красивая, самодостаточная, стервозная (это ее достоинство, между прочим) владелица нефтеперевалочного бизнеса? Какой мужик способен дать ей больше, чем она имеет? А что Лола думает о претендентах на руку и сердце – к ее деньгам подбираются? Да ведь у нее незавидная доля, она же несчастная женщина, и пора дать ей действительно больше, чем она имеет, – маленькую надежду.