– Ну? Слышала? Звонила клиентка, делом которой я занимаюсь. Ее обвиняют в убийстве, а убила не она, очень похожая на нее женщина. – Заинтересованности Алиса не проявила. – С ней, женщиной-убийцей, ты видела меня на фотографиях, которые тебе всучила интриганка. Надеюсь, инцидент с ревностью исчерпан?
– Он исчерпался сразу, едва я получила фотографии. Больше ревности не будет, потому что мы с тобой теперь каждый сам по себе.
– Алиса! – взревел Никита, побагровев. – Это вынужденная мера, так надо по работе.
Кажется, убедительнее нельзя найти причину, а она уперлась:
– Я не хочу, чтоб меня целовали губы, которые целуют других женщин. Не важно, по работе или просто так.
– А как же артисты? – нашел он еще один аргумент.
– Ты не артист. Я тоже.
Никита вскочил. Он был в неистовстве, заметался из угла в угол. Подавив гнев, стал возле нее, слегка наклонился и принялся в ее глупую голову вдалбливать:
– Нет, дорогуша, сейчас я артист, разведчик, следопыт и вычислительная машина. Понадобится – надену любую шкуру, но клубок распутаю.
Алиса подняла на него глаза, недоуменно подняла плечи:
– Надевай хоть все шкуры сразу, я при чем?
– Ты мешаешь сосредоточиться на работе, устроив драму на пустом месте!
– Не приходи сюда, я и не буду мешать.
Если он останется хоть на минуту, начнет крушить все подряд. Никита вылетел в прихожую, переобулся в туфли и, открывая дверь, крикнул Алисе:
– Я закрою тебя для твоей же безопасности!
Хлопнул дверью, повернул ключ и выдохнул. Вот упрямая, вывела-таки! Она же хуже непарных носков из стиральной машины!
Сначала поехал в ЧОП, проконтролировал объем работы и как она выполняется. Вызвал ребят, которым дал задание искать копию Лолы. Да-да, не Инну, а воспроизведение Лолы, ведь когда-то она выйдет во всеоружии, значит, не будет похожей на себя, не будет той облезлой курицей, с которой он флиртует. Но ребята развели руками, мол, не встречалась, иначе сразу сообщили б. Понимая, что дело это дохлое, где появится Инна в образе Лолы – даже экстрасенсы не скажут, Никита попросил их еще несколько дней побродить по городу, ну, должна она проявить себя, должна. Это подстраховка, не более, подстраховка на тот случай, если Аркаша прозевает Инну. Дав указания и подписав кучу бухгалтерских бумаг, Никита поехал в морг, чтоб ускорить просьбу Эдуарда Дмитриевича.
– Только один Лев поступил, – сказал патологоанатом. – Но не самоубийца, предсмертных записок не оставлял, да и умирать как будто не собирался, по словам родственников.
– А что же с ним случилось?
– Передоз. Наркотиками баловался и добаловался.
– М-да, невезение… Точно больше Львов не поступало?
– За то время, о котором идет речь, нет.
А раньше не могло быть, позже тем более, Валерке же нужно было время, чтоб разобраться с Левиной шифровкой, потом его прирезали. Но самоубийцу не могли закопать без вскрытия. Почему, собственно, не могли? В наше славное время что удивит? Да абсолютно ничего. Родственники не захотели трогать покойника, анатомам неохота было копаться в трупе, сообща договорились, и стороны остались довольны. Где ведут статистику покойников? Естественно, в кладбищенской конторе, там знают всех Львов.
Никита помчался на кладбище. Как в нормальных учреждениях, и здесь данные заносят в компьютер, так на то и статистический учет – у могил есть номера помимо имен и фамилий умерших, а также даты рождения и смерти. Внесли в поисковик имя Лев, месяц – июнь этого года. Секунда и – компьютер выдал… одного Льва, который похоронен двадцать девятого июня. Ну, не умерло больше Львов!
– Лев Константинович Чащин, 1983 года рождения…
– Спасибо, достаточно, – сказал Никита, идя к выходу.
Стало быть, Лев побывал в морге, а теперь покоится на кладбище тот же Лев, умерший от передозировки. Никита вернулся в морг, сравнил данные, фамилия, отчество, даты рождения и смерти совпали.
– Значит, ему было двадцать пять, – произнес Никита.
– Да, так, – сказал доктор. – Обычный срок наркоманов.
– Что вы имеете в виду? – рассеянно спросил Никита.
– Когда лет с шестнадцати начинают принимать наркотики, приблизительно к двадцати пяти – двадцати семи годам наступает смерть практически у всех. Или от передоза, то есть наркоманы со стажем ошибаются в дозе, делая инъекцию, или от внутренних разрушений. В результате длительного приема наркотических средств происходят необратимые изменения внутренних органов.
– Что вколол Лев?
– Героин. Этого добра сейчас навалом.
Никита задумался, снова занимаясь вычислениями, чтоб не терять попусту время, отыскивая родственников Левы Чащина. А почему передозировка не может быть сознательной? Потому что мальчик не оставил записки «в моей смерти прошу никого не винить»? Мальчик… Так назвал его (его ли?) Валерка. В двадцать пять и все мальчик? Сомнительно, Валерка сам не на много опережал этого мальчика в свои тридцать пять. И все же десять лет разницы, а учитывая, что инфантилизм молодых людей затягивается на долгие годы, то, по всей вероятности, Лева Чащин и есть тот, кто написал письмо. А если ошибка? Если этот Лев не имеет отношения к Леве, о котором упоминал Валерка? Да какая теперь разница, просто надо проверить до конца и отмести версию за несостоятельностью, чтоб потом не ругать себя.
Записав адрес, Никита созвонился с Аркашей:
– Ты где сейчас?
– Странный вопрос. Инну караулю.
– А она где?
– Дома.
– Бросай пост и поезжай по адресу…
Продиктовав улицу и номер дома, дал задание разузнать сначала у соседей, что за парень был Лева, короче, прощупать почву. Никита глянул на часы – все, у нормальных людей кончается рабочий день.